Жизнь как миг
Жизнь как мигОн создатель особого театрального амплуа, оно так и называется — Ширвиндт. Это легкий, остроумный, добрый, чуть скептичный персонаж, который не теряется ни при каких обстоятельствах. А в реальной жизни худрук Театра Сатиры похож на свой сценический имидж? Способен ли на драматическую ситуацию взглянуть с юмористической точки зрения?
— На сцене вы такой раскованный, куражный, ироничный. А было время, когда вы испытывали актерский зажим? Приходилось ли вам преодолевать какие-то комплексы — профессиональные и человеческие?
— Наверное, да. Дело в том, что дети, вышедшие из актерской среды, всегда с этим сталкиваются. И я своих детей, и мои родители меня отталкивали от этой жути. Я даже для родителей сделал вид, что поступаю в юридический институт, но окольными путями прошел в театральный. Поэтому все эти комплексы актерских детей существуют реально.
А потом ведь было страшное гонение, я даже писал как-то об этом. Возмущались тем, что в актерских вузах учатся актерские детки, а какой-нибудь гений из Сибири не может пробиться. Забывая, что в России всегда существовали замечательные актерские династии. Возьми хотя бы Костю Райкина. Это сейчас мы к Котику привыкли, потому что он потрясающий режиссер и актер, а тогда говорили: куда? С этим лицом? Так вот эти комплексы и возникали.
— Вы художественно руководите Театром Сатиры. А сатира без любви — это агрессия, это всегда нехудожественно.
— Да ну, гадость…
— Валентин Плучек, руководивший Театром Сатиры до вас, знал этот закон. Всех персонажей в его спектаклях мы любили, хотя и смеялись над их недостатками. Вы согласны с таким подходом? И какие человеческие недостатки вы охотнее всего прощаете людям?
— Кроме злости, скупердяйства и антисемитизма все прощаю. Когда Плучек работал в «Сатире», ничего было нельзя, поэтому были так называемые аллюзии, «фиги в карманах». У Плучека было закрыто чуть ли не девять спектаклей! «Дамоклов меч», «Теркин на том свете», «Самоубийцу» закрывали четыре раза. А история с захаровским «Доходным местом», где была попытка через иносказание, через якобы прошлый век протащить сегодняшнюю остроту. Все это прикрыли!
Сегодня, в разгул вседозволенности, о сатире даже смешно говорить. Это должна быть либо оголтелая, огульная злость, что мне очень неприятно, либо надо успокоиться, и сказать себе: пусть сатириками работают Жириновский с Прохановым, а мы должны заниматься иронией, шуткой, желательно чуть выше пояса, самоиронией, пародией.
У нас, например, десять лет идет спектакль «Слишком женатый таксист» по пьесе Куни. Зал битком, замечательно играют ребята. Нам часто инкриминируют, что это безделушка, комедия положений — я в этом зла не вижу. Почему человек, замученный стрессами, пробками, боязнью за детей, не может на два часа отключиться и посмеяться? Я считаю, что он на это имеет право и в этом тоже миссия этого театра.
— В любом обществе есть и положительные стороны, и недостатки. На что, как вам кажется, сегодня в первую очередь нужно направить стрелы сатиры? Что мешает лично Вам?
— Да вот этот нигилизм нынешний. На чем он основан — понятно. Ведь страна без идеологии никогда не существовала. А бросание себя в полюсные идеологии всегда чревато. Сходу из огня да в полымя — человеческому организму невозможно такое выдержать.
Мне кажется, что я вчера еще ездил на автомобиле «Победа» и стоял в Химках ночью у костров, чтобы записаться на полное собрание сочинений польской писательницы Ожешко. У меня до сих пор на даче стоят десять томов этой Ожешко — что это такое, я не знаю. Но тогда было нельзя не подписаться, если вдруг открывалась подписка на книгу.
А сегодня стоишь в пробке, сам — в «Вольво», рядом «Лексусы» и уже не видно в округе ни одного «жигуленка». А в мыслях я все в той же «Победе» с той же Ожешко так и остался, понимаешь? Мне кажется, это было вчера. Это перевернутая действительность. И переварить все это физиологически невозможно.
— Я вас понимаю. Сам недавно испытал потрясение, когда увидел возле помойки стопки перевязанных веревкой редких подписных изданий, подшивку журнала «Иностранная литература». Помните, как за ними гонялись?
— Конечно, достать их было неимоверно трудно, подписаться невозможно. Мы же выдирали и сами переплетали какого-нибудь Ремарка или Хемингуэя. Так что не поспевает человечек за этим жутким ускорением — это основной наш бич.
— Сегодня многое решают деньги, ради них люди идут на любые преступления, забывая мораль и нравственность, предавая любовь. Конечно, деньги никто не отменял, но как Вы считаете, какое место они должны занимать в шкале общечеловеческих ценностей?
— Прикидываться идиотом, альтруистом и бессребренником — это бред, могут госпитализировать. Но должен быть баланс. К сожалению, этот баланс очень мало кто имеет возможность и желание соблюдать. В особенности артисты, у которых с мозгами не стопроцентно нормально. Отсутствие понимания того, что главное, что второстепенное — это сейчас бич номер один. А когда это попадает на слабые мозги, когда жажда заработать совмещается с фанаберизмом и так называемой славой — это самое страшное.
— Часто культурой называют то, что культурой не является. Тот же шоу-бизнес с его агрессивным стремлением разжигать грубые и низменные эмоции в человеке. Как научиться отличать настоящее искусство от суррогатов?
— Я-то думаю, что это все генетика. Интеллект, культура… Можно начитаться чего угодно, а все равно остаться жлобом. Но это я так считаю.
— И театр в погоне за кассой может развращать людей, как всякая зрелищная индустрия…
— Естественно. Сам театральный жанр еще не означает какое-то просветительство.
— А зачем он вообще нужен — драматический театр — в эпоху Интернета, соцсетей, айпадов и айфонов?
— Вот это абсолютно реальная, сегодняшняя точка зрения. Считается, что вместо театров должны быть культурные центры. Теперь очень талантливый человек Кирилл Серебренников пытается весь Курский вокзал в этот центр превратить.
То же самое сейчас программирует Олег Меньшиков. Он тоже хочет сделать культурный центр с бистро, с кинозалом, с каким-то дискуссионным клубом… Говорят, что театров много, что репертуарный русский театр — это уходящая натура. Что само по себе глупость. Мы, например, репертуарный театр — по всем структурам, по взаимоотношениям, по делам. И никто — ни руководство, ни мы сами — не может сказать, мол, давайте с завтрашнего дня будем работать по-новому. Потому что тут же нога ступает на подоконник с воплем «жизнь отдана театру!».
Я за то, чтобы культурные центры были, но они не должны действовать, как помело. Должны быть и репертуарные театры. Пусть их будет меньше, хотя кто тут может быть судьей? Но делать из театра ярмарку, где можно что-то купить, выпить-закусить, потанцевать и еще зайти взглянуть на «Вишневый сад»…
| В спектакле «Привет от Цюрупы» Александр Ширвиндт мало похож на диктатора |
— Как вам кажется, что труднее в жизни — добиться успеха или пережить успех?
— Я думаю, все-таки труднее добиться успеха, потому что переживать успех могут только люди тщеславные. Ах, у него больше! Он лучше!! Я понимаю, что нужно быть на какой-то планке, чтобы о тебя не вытирали ноги, но я очень вялый в отношении тщеславия человек.
— Вы курильщик с сорокапятилетним стажем. Я читал, что вы покончили с этой пагубной страстью, но вижу трубка опять в ваших руках…
— Я не курил полгода, и сразу набрал восемь килограммов. А бросил не потому, что осмыслил вредность этой привычки. Просто я иногда выхожу на сцену что-то курлыкать. И тут начал кашлять. Порошочек выпил, таблетку, и ладно. А однажды вышел, отыграл первый акт — и все, пропал голос. Мне сказали, что это связки курильщика. И я без всяких книг, порошков, инъекций и электронных трубок бросил. Сказал нет — и все. А потом, мне один знакомый сказал: зачем ты бросил курить? К 80‑ти годам ни в коем случае нельзя ничего бросать. Как жил до восьмидесяти — так и доживай. Это пагубное стремление — жениться на двадцатилетней, бросить курить, завязать с выпивкой, перестать материться — и все, ты уже там.
— Если бы инопланетяне предложили вам на недельку попутешествовать, посмотреть другие миры, планеты, цивилизации, согласились бы вы?
— Ни в коем случае.
— Вы так уверенно отвечаете, видимо уже не раз обдумывали этот вопрос?
— Нет, просто я сходу отвечаю. Через год будет 80, эта жизнь пролетела, как миг. Она оказалась такой короткой! Когда люди злопамятные, в хорошем смысле слова, складывают твою полную биографию — получается вроде бы долго. А я очень быстро забываю — где, когда, что, и в результате получилось, что фьють — и все. Вот я говорил, что ездил на «Победе» — для меня это было, как будто вчера, а это было сорок лет назад. Поэтому если на себя навалить еще другую цивилизацию — где же успеть?
— А о будущем земной цивилизации вы задумываетесь? Или прогноз столь печален, что лучше об этом умолчать?
— Мне кажется, что все это накрывается. Я не имею в виду строй, Подмосковье или Гваделупу. Мне кажется, эта планетка себя изживает. Раньше тарелки прилетали, мы их называли НЛО, а сейчас просто стали бросать в нас камнями оттуда. По-моему, им надоело видеть это безумие. Смотрю, что происходит в Сирии, и у меня возникает ощущение настоящей Помпеи, которой конца не видно. Говорят про борьбу за власть, попытки демократии, интриги — всю эту лабуду, но при этом просто сметается с лица земли такой кусок. И это сейчас, как гейзеры, пробивается везде — вот что опасно.
— А на рыбалке вы отдыхаете?
— Я тупой рыбак, который с 4 до 10 утра тупо сидит на одном месте. Есть люди, которые закинут удочку, и через 10 минут, если нет клева, переплывают на другое место. А я где сел, там и сижу. Все говорят: что ты здесь сидишь?
Как в старом анекдоте: мужик крутит лунку во льду. Вдруг раздается голос: «Здесь рыбы нет». Он переходит на новое место и опять крутит. Снова голос: «Здесь рыбы нет». Он опять переходит и крутит. И снова: «Здесь рыбы нет». Наконец, он спрашивает: «А кто это говорит?» «Это говорит директор катка».
— Смешно. А смех — это лучшее лекарство…
— Да. Есть даже какие-то расчеты, какие дозы смеха насколько увеличивают жизнь. Я не считал, но это так.
Беседовал Игорь Логвинов