Home / Почитать / Нина Гастева: «Он был Оленем и нашел Олениху — выбрал меня», часть вторая

Нина Гастева: «Он был Оленем и нашел Олениху — выбрал меня», часть вторая

Displaced persons-2Продолжение интервью с Ниной Гастевой, начало — здесь.

— Зачем же себя обманывать? Не легче с собой договориться и попытаться прийти к гармонии?

— А может, это и есть гармония? Потому что, если нет разности потенциалов, — нет энергии. Все равно должна быть какая-то разница потенциалов, какое-то поле, которое создаешь. Поле, в котором существуешь, все время придумываешь. Если играешь в идеал, гармонию — это перфект. Перфект — смерть, симметрия. Дальше уже ничего нет. Где есть симметрия, равновесие — там нет движения. Нет движения — значит нежизнь. На этом зиждется современный танец: он уходит все время из равновесия, постоянно ищет равновесие вне равновесия — в наклонных позициях. Это сиюсекундный баланс — когда ты можешь наклонить тело и найти линию, вокруг которой строится несимметричная фигура. Когда ты в таком состоянии, ты находишь опору и ищешь противовес, чтобы не упасть. Все настолько зыбко, но в этой фигуре есть потенциальная энергия. В этом и есть жизнь — в постоянных дисбалансах. Когда сделал симметричную фигуру — ты понимаешь, что это мертво. Сам поиск этой гармонии, этот процесс мне как раз и интересен.

— Танец – это постоянный поиск гармонии?

— Или дисгармонии… Ставишь перед собой определенные задачи, выполняешь их и таким образом себя развиваешь… Сейчас я работаю с осознанием того, что делаю, и убираю те вещи, которые мешают сделать исследование чистым. Раньше я работала бессознательно. Раньше я не выстраивала систему координат. У меня нет задачи создавать образы — сегодня для меня это новая территория. Есть некое Я — Нина Гастева — новое формообразование меня же. Я не герой, не жертва, не зайчик, не птичка. Я — Нина Гастева. Я говорю от себя. Говорить от самого себя — единственное убежище, которое дарит нам современное искусство. Все остальное — товар, красивые картинки, фуэте. Ведь, как правило, продается тот товар, в котором можно заменить действующих лиц.

Displaced persons-2- А что это за момент разности потенциалов?

— Это принятие решения и отказ. Пространство в момент между «да» и «нет». Самое интересное! Для меня это и есть присутствие.

— Что за пространство? Что там?

— Не знаю что, но там что-то – самое настоящее для меня.

— Танец — попытка ухватить пространство между «да» и «нет»?!

— Для меня сегодня — да! Потому что это невозможно — все время выдумываешь себе задачи между «да» и «нет»! Как можно просуществовать между «да» и «нет» или «нет» и «да»?!

— Между «да» и «нет» возникает форма, наполненная большим потенциальным движением, смыслом, присутствием, объемом информации, — та, к которой я стремлюсь. Поиск дает постоянное множество разных формообразований. Они хороши и сильны, они самодостаточны. Не просто размазанные движения, а формы, которые несут информацию, культуру, энергию, чистоту. А что участвует? Воображение, работа с теми же естественными вещами — с самой гравитацией. Ты выполняешь свои задачи в процессе танца, но случается так, что зритель невольно считывает информацию, твой жизненный опыт — но совсем не то, с чем ты работаешь в данный момент. Это и хорошо, потому что это и есть твой тайный смысл, который и был изначально заложен в работе, но в процессе исследования забыт. Тайный смысл — и есть содержание.
— Я думала, что танец – это выражение эмоций, которые зажаты в теле, через движение…

— Наверное, у кого-то это так. Я для себя сейчас хочу просто убить эмоции… Потому что эмоции — это грязь. Это тупик.

— Тупик… в искусстве?

— Да.

— А что же тогда движет к созданию того или иного произведения, разве не эмоции?

— Любопытство.

— Но ведь наполнение – это и есть эмоции!

— Когда ты их истребляешь – это и есть наполнение! Потому что сложно истребить эмоции, это сильная работа, сильная концентрация. Эта работа очень интересна зрителю, больше, чем эмоции, поверьте!

— Но если истребить эмоции, то что же останется?

— Останутся та самая пустота, работа над собой и настоящая информация, которая считывается.

— Да, мы заколачиваем себя эмоциями. Энергетический и эмоциональный выхлоп получается, который воздействует напрямую на зрителя. Не надо выходить «подарком» на сцену: как я себя чувствую, так и танцую… Как правило — это грязный выход. Подобное для меня — неуважение к зрителю. Я считаю, что зритель должен быть свободен от внешних толчков и эмоций танцора. У меня такое отношение к этому. Чем больше танцор себя контролирует на сцене — тем дороже стоит его танец.

— Тело в танце — это инструмент. В вашем случае тело как выражение безэмоционального смысла. А как в таком случае работать с партнером на сцене?

— Если ты работаешь с кем-то, например, в паре, нужно настраиваться вдвоем. И договариваться о правилах. Это длительный процесс. Но прежде – самостоятельно настроиться на внутренний позитив и покой, внутри ты должен быть чистый, пустой как дерево. Это сложно.

— Если ты должен быть чистый, то откуда же берется внутреннее содержание?

— От ограничений, которые ты сам себе придумываешь в танце. А сами правила, по которым ты себя ограничиваешь, придумываешь от начала до конца.

— Тогда получается зажатость какая-то!

— Нет. Нужно настроить голову так, чтобы у тебя было пространство между тем, что ты делаешь на сцене, и твоим эго. Зажим — это эго, эгоизм. Многие понимают, что эго — препятствие для развития. Когда истребляешь эмоции — истребляешь эгоизм. В пространстве, которое выстраиваешь, забываешь про себя, про свое эго. И тут приходит творчество, свобода. Есть режиссер, художник Боб Уилсон. Он работает с оперными певцами так: создает им невыносимые условия. Многие отказываются. Одна дива согласилась. Он поставил ее на огромный постамент в платье до пола в определенную позу и сказал, что половина лица освещается одним светом прожектора, а другая — другим. Нельзя шевелиться. Рука у нее вытянута, при этом она поет сложнейшую арию. И только один палец она должна медленно опускать до конца арии. А диве ведь нужно во время пения показать эмоциональность! Она выдержала эксперимент, и через все эти ограничения у певицы открылись новые возможности голоса. Она была ему благодарна! Я об этом говорю. Тут есть некий зазор: вдруг открывается внутренняя свобода от своего эго, потому что очень трудно так себя контролировать. И голос у нее неожиданно открылся, потому что она выполняла трудные задания и забыла про себя.

— Многие думают как раз наоборот… Если мы раскрепостимся, отпустим свое тело…

— В начале так и есть. Когда начинаешь заниматься танцем, хочется отключить голову, все почувствовать! И кажется, что все можешь. Потом происходит обратный процесс: оглядываешься и понимаешь, что ничего не умеешь. Начинаешь мучить себя тренингами. Чувствуя. Что закрепостила тренингами, ищешь свободу. И осознаешь, что лучшие танцовщики, которые тебе нравятся, как раз стремятся к пустоте. Это мой личный опыт в танце, мой путь. У каждого он свой.

— Вы говорили про настрой тела. А бывают моменты, когда нет с ним контакта?

— У меня очень часто бывают, потому что я очень эмоциональный, нервный, трусливый человек. Поэтому так много говорю об эмоциях… Мне нужно со всем этим работать. Выйти на сцену — для меня дорогого стоит. Вы видели спектакль?

— Да. Момент обнажения был неожиданным. Очень смело.

— Для этого у меня была сильная мотивация. Она не касалась демонстрации женского начала. В нашем спектакле нагота — самоирония и в то же время уничтожение самого себя. Когда раздевается на сцене пятидесятилетняя женщина — это нелепо. Смех для меня был высший комплимент. В Финляндии все смеялись страшно, когда я бегала голая, и никаких других чувств я не хотела вызывать своим поступком… Обычно, когда женщина раздевается, это несет сакральный смысл…

— Что же это была за мотивация тогда?

— Во-первых, это была трансформация в оленя. Во-вторых, у меня созрела идея увести танец в другое информационное поле. Поле идеологии. Идея была политическая. Левая. Я чувствую, что сейчас искусство без идеологии не имеет смысла. Оно безответственно. На Западе люди очень политизированы, особенно люди искусства. А наша аполитичность вызывает у них чувство, близкое к брезгливости. Они считают, что мы не думаем о своей стране и о всем мироустройстве, и не понимают, как можно заниматься искусством без идеологии!

— В спектакле вы изучаете, «как это оно… быть Оленем?»…

— Я была на фестивале танца в Финляндии и познакомилась с танцевальным критиком и драматургом Робертом Стейном, который начал танцевать в 45 лет. Роберт проводил на фестивале очень интересные занятия и показал великолепный спектакль! И мне понравился этот человек. На его занятиях мы были два оленя. Ходили в метро, лежали на полу, держались за руки, еще было какое-то сумасшествие. Но мы были ОЛЕНЯМИ… Он гей, мой ровесник. За пять дней я и другие участники изменились. Это его лозунг: «…танцующие олени во всем мире, объединяйтесь!»

— У каждого было свое животное?

— Нет-нет, так получилось. Там была совершенно свободная структура. Он был Оленем и нашел Олениху – выбрал меня. Я не спрашивала: «Почему я?» Это было так убедительно!

Nina Gasteva- А вы сами для себя понимаете, почему он выбрал именно вас?

— Да, потому что сказал мне: «Они все чего-то хотят, требуют, желают, энергии много. А нам ведь с тобой уже ничего не нужно?»

— Но почему олень?

— А какая разница?

— Олень имеет какое-то значение? Какое?

— Конечно. Олень — это результат качественного изменения во мне, и после этой встречи я жить, как прежде, уже не буду. Я нашла территорию своей личной свободы и самоуважения. Быть Оленем — особое направление… И эта трансформация каждый раз то получается, то не получается… Знаете, это некий ориентир для меня, или маяк. Это же не важно, как его назовешь? Главное, чтобы было к чему стремиться. Вам нравится олень? Мне тоже нравится!

— Но я могу объяснить, почему он мне нравится!

— Мне нравится, потому что он постоянно связывает меня с моим другом. У нас даже языка общего нет: он — голландец, я — русская, по-английски знаю не очень хорошо. Я сейчас говорю, возможно, глупости, их не нужно в буквальном смысле понимать. Все это на другом уровне. Может быть, я созрела, чтобы стать Оленем. И нужен был просто какой-то толчок. Не стоит копать так глубоко, потому что такие вещи нельзя даже произносить, иначе они убегут, как олень. Я скажу или попытаюсь объяснить, а он убежит. Вдруг завтра я проснусь без Оленя? Чем больше о нем говоришь, тем дальше он убегает… Но я его догоню все равно…

На заметку:

Тем, кто выступает в современных спектаклях, бывает необходима особая гарнитура: микрофон и беспроводной наушник. Различные модели наушников можно посмотреть здесь, нужную модель можно купить или арендовать.

Другие посты в этой рубрике:


8bd108ae

Мия Майклз. «Признания хореографа».... Мия Майклз (Mia Michaels) - американский хореограф. В качестве хореографа-постановщика шоу работала с Селин Дион, Мадонной, Рики Мартином, Глорией Эстефан, Прин...
Contemporary dance — танцевальный стиль или ... Начав вести этот блог, я задумалась о том, какому количеству людей он будет интересен. Чтобы охватить максимально широкий круг единомышленников, воспринимающих ...
Модерновый творец. Интервью с Раду Поклитару... Его современная хореография в сочетании с проникновенной идеей не оставляет никого равнодушным. Многие танцоры мечтают воплотить его танцевальные задумки на сце...
Нина Гастева: «Он был Оленем и нашел Олениху ... «Танец - это информационное поле, объем и постоянное выстраивание системы координат в пространстве во время движения», - считает Нина Гастева. В 38 лет Нина ста...

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>