Дата публикации:

Русский вопрос

8bd108ae

Русский вопросКонстантин Затулин: «Мы являемся свидетелями роста протестных настроений русского населения».

«Русский вопрос» — так называется еженедельная аналитическая программа Константина Затулина. Почему русский вопрос важен не только для будущего самой России, но и для большинства стран ближнего зарубежья? Об этом мы попросили рассказать автора программы, директора Института стран СНГ Константина Затулина.

— Константин Федорович, вы ведь не новичок на телевидении?
— С 2002 по 2011 год я вел на телевидении разные программы. Сначала это была программа «Материк», которая в дискуссионной форме преподносила зрителю проблемы постсоветского пространства. На смену ей пришла «Политическая кухня», где я с долей юмора в компании разных людей прямо в эфире занимался приготовлением блюд национальных кухонь, заодно мы обсуждали политические, экономические и прочие проблемы. Затем вел «Дело принципа»…

— В чем особенность «Русского вопроса»?
— Программа посвящена теме, которой я занимаюсь всю свою общественную жизнь: положению русского народа в России. Не секрет, что в последнее время мы являемся свидетелями роста протестных настроений русского населения. Мне кажется противоестественным, когда русские выступают против российской государственности, что тоже уже имеет место. Когда это происходит с либеральных позиций, в духе Болотной и Сахарова, это одно. Но для меня является странным участие в этих протестных акциях лидеров так называемых национально-патриотических сил, которые выдвигают, на мой взгляд, безумные лозунги. Например, требуют отделить Кавказ, или наглухо перекрыть всякий въезд в Россию.
Среди тех, кто протестует против лиц кавказской национальности, очень много людей искренних, честных, возмущенных стрельбой в центре Москвы или демонстративным выпячиванием кавказцами своего «я» в совершенно инородной среде. Но надо что‑то предлагать, а вот предложения, которые звучат, очень часто контрпродуктивны. Исходя из этого, мы должны объяснять всю сложность вопроса, и, уважая своего зрителя, не подсовывать ему простенькие решения, а заставлять его думать.

— Заставить думать тех, кто думать не привык — непростая задача. Еще труднее говорить о серьезных вещах в легкой и доступной форме…
— Тем не менее, мне кажется, что русский вопрос требует серьезного отношения и глубокого обсуждения. Он не может далее замалчиваться, нельзя делать вид, что у русских в России нет проблем. Они есть — и с русским языком, и с самосознанием, и с лидерством в этой среде, и с отношением к другим национальностям, которые необходимо нормализовать.
Я считаю, что в нашем федеративном государстве в какой‑то момент был допущен крен в пользу нацменьшинств и национальных автономий. Это привело к выдвижению все новых и новых требований с их стороны, породило сепаратистские и полусепаратистские настроения. И в ответ на это, впервые за многие века истории, вызвало очень сильную ксенофобию среди русских.
Между прочим, на российском телевидении нет ни одной передачи, в названии которой звучало бы слово «русский». Вы заметьте, как только кто‑либо скажет, что он русский человек, так его тут же начинают подозревать в национализме и шовинизме. Чего никогда не происходит, когда человек с гордостью говорит: я татарин, я абхаз, я украинец и так далее.

— Программа «Русский вопрос» выходит с отметкой «12+». На какую зрительскую аудиторию она рассчитана?
— Наш зритель — это мыслящий человек, не обязательно русский по национальности, но любящий свою страну. Нас также смотрят люди колеблющиеся в каких‑то вопросах — такая аудитория для нас тоже важна.
Зрительскую аудиторию программы я бы не разделял по социальному признаку: на рабочих и крестьян, предпринимателей и преподавателей и т.д. Я думаю, среди тех и других, и третьих есть рационально думающие, не зашоренные люди. Хотелось бы, чтобы таких людей становилось больше, а не меньше.

— По какому принципу вы выбираете экспертов и консультантов?
— Мы, конечно, пытаемся найти экспертов, которые бы освещали проблему с разных сторон. Но при этом считаем, что на телевидении и так достаточно представлены люди, которые, мягко говоря, очень сдержанно относятся ко всему русскому, не уважают наши национальные традиции, не задаются вопросом быть или не быть русскому народу в дальнейшей истории. Да, у нас были и будут споры, но я считаю необходимым в конце обсуждения делать свое авторское заключение. С тем, чтобы зрители в полной мере поняли, какой точки зрения придерживается автор программы.

— Программа «Русский вопрос» выходит на столичном канале. Это оттого, что Москва является тем зеркалом, в котором отражаются все российские проблемы?
— Москва — не просто зеркало России, а увеличительное стекло, причем очень мощное и в каких‑то случаях расположенное под определенным углом. Приведу несколько примеров, когда мы в своей программе так или иначе вынуждены говорить уже не о России, а о Москве. Например, в связи с юбилеем Льва Гумилева мы обсуждали такую непростую проблему, как евразийство России. И я привел слова самозваного киевского патриарха Денисенко, который заявил, что Москва в результате этого евразийства превращается в мусульманский город, а православной европейской Украине с такой Россией не по пути. На такого рода вызовы нам нужно находить ответы.
Или, допустим, одна из наших программ посвящена такой интересной теме, как региональный сепаратизм, мы обсуждали идеи областничества, независимости Сибири и Дальнего Востока и так далее. Эти идеи во многом основываются на известном противостоянии столицы и провинции, желании регионов подчеркнуть, что Москва — нахлебница, и если отгородиться от нее, то можно здорово зажить. Этот синдром существует и в провинции, и, кстати говоря, в самой Москве, только с обратным знаком звучат заявления, мол, не хотим знать ни о чем, что находится за кольцевой дорогой. Эти настроения нужно преодолевать, если мы говорим о едином государстве. И мы, безусловно, этому будем посвящать свои передачи.

— Интересно, как вы сами относитесь к Москве? Ощущаете ли себя москвичом? Есть ли у вас любимые уголки в столице?
— Конечно. Во-первых, я среднестатистический москвич, то есть, москвич, который родился не в Москве. Моя дочь и внучка уже москвички по рождению. А я двадцать лет прожил в «пригороде» Москвы, который называется Сочи. Этот город всегда старался выделиться из Краснодарского края в силу своих особых отношений с москвичами, со столицей. Конечно, после того, как я переехал в Москву на учебу, у меня появились и свои особенные, излюбленные места. Для меня самый лучший уголок столицы — это Московский университет и район вокруг него. Как говорил один старый профессор, который читал нам лекции на первом курсе исторического факультета МГУ: если у вас плохое настроение, выйдите к университету, погуляйте по Воробьевым горам, и вы найдете решение своей проблемы. Я рекомендую всем прислушаться к этому совету.

Игорь Логвинов